Не убегай от любви - Страница 28

Так что же – рассказать ему? Сможет ли она вынести собственную исповедь? Бен запрезирает ее, возненавидит. Тогда многие презирали Анабель. Она не в состоянии забыть те взгляды; снисходительная брезгливость людей наложила отпечаток на всю ее жизнь. Так не хотелось увидеть такое же выражение в глазах жениха.

Но, может быть, у него будет другая реакция? Какая? Ан знала его недостаточно хорошо даже для того, чтобы строить предположения на этот счет.

Девушка резко повернулась, чтобы увидеть его лицо, голубые глаза смотрели вопрошающе:

– И еще одна вещь… Я ведь в действительности совсем не знаю тебя, не так ли? Ты втянул меня в эту помолвку прежде, чем у меня появилась возможность узнать тебя. Наша помолвка мне всегда представлялась чем-то нереальным. Ты только что сказал, что тебе не до игр. А чем, спрашивается, ты занимался все эти месяцы, как не играл со мной? Понарошку помолвлена, по-игрушечному выйти замуж… Ты никогда не рассказывал мне о себе и своих чувствах. Я не знаю, что ты любишь меня, чего хочешь, что ощущаешь. Да ничего не знаю!

Бен тоже поднялся и стоял теперь в двух шагах от нее, мрачно хмурясь.

– Ты никогда и не проявляла никакого интереса. Взяла бы да спросила. Почему же не спрашивала?

Все так. Тут не поспоришь.

– Но мы никогда толком не разговаривали. Как я могла задавать личные вопросы, если мы не касались личных тем?

Бен спокойно спросил:

– Итак, что ты хотела бы узнать, Анабель?

Она всплеснула руками в нетерпеливом жесте.

– Что бы хотела узнать? Наверное, все. Ты минуту назад просил: «Поговори со мною». Хочешь, чтобы я рассказала о вещах, о которых никогда никому не рассказывала…

– Никогда никому? – резко переспросил жених.

Девушка покачала головой.

– Никогда и никому, – прошептала Анабель, широко раскрыв горящие глаза.

– Кроме Петера! – выпалил Бен.

Ан вздрогнула. Как она ненавидела сердитые нотки в его голосе!

Анабель давно поняла опасность сильных эмоций, потери контроля над собой. Она боялась этого, как однажды обжегшийся ребенок боится одного вида огня. Мечтала о покое, нуждалась в безопасности. Да и замуж-то решилась выйти только после того, как Бен убедил, что сможет дать ей стабильность и безопасность. Но что толку обманывать себя! Она совсем не знала Бена и винила в своем незнании именно его. Глаза Ан остановилась на лице мужчины, но она тут же отвела их, теряя терпение.

– Я объяснила тебе, почему рассказала Петеру! Он мой самый старый друг, почти член семьи, почти брат, я знаю его лучше, чем кого бы то ни было. Он единственный, кому я рискнула рассказать, больше никому!

– А твоя семья?

– У меня оставалась только бабушка… – Ан внезапно запнулась. Губы дрожали, когда она продолжила: – Она знала, но… но не могла говорить об этом, предпочитала молчать о случившемся. А я, естественно, не могла заводить об этом разговор. Мы постарались похоронить воспоминания, сделали вид, что ничего не произошло.

– Именно это ты и продолжала делать все это время, – сухо произнес Бен, и девушка поежилась. Он заметил это и быстро спросил: – Ты замерзла?

Ан покачала головой.

– Призрак вышел из могилы, – сказала она всхлух, а про себя подумала: «И не только в переносном смысле».

Бен внезапно нахмурился, будто прочитал ее мысли.

– Не говори так!

– Ты имеешь в виду, не делать вид, что ничего не было? – Девушка меланхолично взглянула на собеседника. – Да, я долго занималась этим. Действительно, самообман разрушителен. Никогда не надо пытаться задвинуть прошлое, каким бы тяжелым оно ни было, в глубь сознания. Прошлое всегда с нами. Ни я, ни бабушка ничего не забыли. Это всегда стояло между нами, как стена, которую мы не могли преодолеть, – огромная каменная стена, без начала и конца.

– Что было с вами? – спросил Бен, но Ан не ответила. Вопрос донесся до нее откуда-то издалека – девушка погрузилась в воспоминания.

– Я знаю, бабушка ненавидела меня, – прошептала Анабель. – Потому что считала меня виноватой. Я видела это по ее глазам. Она могла сидеть за столом, за обедом или ужином, или вечером в кресле перед камином, с пустыми глазами на застывшем лице, а потом вдруг бросала на меня взгляд, и я всегда знала, о чем она думает. Я постоянно чувствовала ее горечь, гнев, осуждение. Как же тяжелы были прожитые с ней годы – вроде вместе, а обе одиноки навсегда.

Бен снова нахмурился.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Я жила с бабушкой до девятнадцати лет. Она умерла, когда я училась в колледже. У нее был инсульт, она не могла ни двигаться, ни говорить и умерла через несколько недель. Я сидела у постели, держа ее за руку, пыталась поговорить с ней, сказать, как я жалею обо всем, что сознаю свою вину, что я не хотела, чтобы все так случилось. Я умоляла простить меня, но она даже не взглянула на меня, не показала, что чувствует мою близость. Умерла, так и не простив.

– Ты говоришь о бабушке по отцовской линии?

– Да. Мамины родители умерли, когда я была еще ребенком. Я их очень любила.

Бен пристально смотрел на девушку, глаза его сузились:

– Тебе было одиннадцать, когда вы вернулись в Англию?

Ничего-то он о невесте не знает. По сути, они впервые по-настоящему разговаривали, были откровенны друг с другом?

– Да, и сразу меня отправили в пансион, – сказала Ан.

– Тебе там нравилось?

Девушка задумчиво покачала головой.

– Сперва нет. Мне было одиноко, но отец неважно себя чувствовал, и я не могла жить с ним. А ему было нелегко ездить ко мне, поэтому мы виделись только на каникулах.

– Сколько тебе исполнилось, когда умер твой отец?